Эта прогулка по зимнему городу памятна мне и сегодня, вопреки прошедшим 10 годам с той снежной, морозной зимы 2006 года. Кажется, именно тогда я стала счастливой обладательницей своей первой цифровой камеры Olympus. В отличие от нынешнего зеркального Nikon, она была достаточно компактной, так что зимнем днем ее легко можно было спрятать под дубленку едва ли не за пазуху. В редкую поездку в центр из окраинного Авиастроительного района отправлялась без своей любимицы. Однажды оказалась на улице Рахматуллина, заглянула в тихий двор безжизненных, давно выселенных зданий.
Из дома слева раздавалась музыка, но услышала ее не сразу. Я спустилась по дорожке меж двух домов вниз в надежде сфотографировать лепные украшения на одном из них. Мне открылась неприглядная картина другой жизни, что явно присутствовала там. Вросшие в землю двери, заколоченные фанерой и картоном окна, нахоженная тропинка – все свидетельствовало, здесь живут.
Но полное безлюдье, абсолютная гнетущая тишина всего в 100 метрах от нарядной улицы с маленькими бутиками, учреждениями, уютными кафе были столь неожиданно враждебны, что я испытала панику. Вдруг осознала, что нахожусь в западне, единственный выход из которой вот этот скользкий подъем за моей спиной.
Никакой лепнины не оказалось на грязно-коричневой стене над пустыми проемами окон, давно лишившихся не только стекол, но и рам. Дорожка делала резкий поворот и уводила вправо меж этой стеной и черными покосившимися сараями с множеством дверей. Из-за одной, ближайшей ко мне, раздался лай. Лаяла не взрослая собака, но от неожиданности паника усилилось.
Именно в этот момент я услышала тихую, призрачно звучащую музыку в доме за спиной. Почувствовала, что эти слепые окна враждебно следят за мной, а низкая, полуприкрытая дверь готова сама собой распахнуться и выпустить какого-то монстра в человечьем обличье.
Если вы читали Стивена Кинга, то прекрасно поймете, что я имею в виду.
Умирающий дворик жил своей разлагающейся жизнью, источающей неслышные в звенящем морозном воздухе, но так легко представимые запахи темноты, рваных старых вещей, нездорового человеческого тела, следов его жизни, его боли и желаний. Эти запахи, звуки, неожиданные видения обступили меня, тянули ко мне свои щупальца, не давали выбраться.
Потерявшие гибкость пальцы отказывались выключить камеру и опустить монитор. Но вопреки боли в замерзающих руках и стремительно накатывающему ужасу я должна была сначала позаботиться о камере, а уж потом думать о собственной безопасности.