© 2012 galina voronova_2

Люся Воронова. Статья Галины Тулузаковой

Вышедший в декабре 2011 года из печати большой альбом Люси Вороновой представляет особый интерес помимо, конечно, воспроизведения работ художницы, опубликованными в нем статьями известных искусствоведов: А. Толстого, К. Богемской, Г. Тулузаковой, В. Мейланда, В. Пацюкова, Г. Глимовицкого, А. Рунковой. В Интернете достаточно много страниц, на которых упоминается имя художницы. Но перебирая их, я так и не обнаружила ни одной серьезной статьи искусствоведческого характера. В основном это короткие заметки с перечнем выставок, порой несколько слов биографического характера, воспроизведение картин.

Однако творчество Люси Вороновой представляется не совсем обычным. Ее художническая манера требует определенных усилий для преодоления собственной инерции восприятия, выработанных стереотипов образного мышления. Именно по-этому хотелось познакомиться с мнением художественного критика, которому можно довериться. И если не принять его полностью, то хотя бы получить возможность оттолкнуться от неких серьезных мыслей, аргументов высказанных по поводу в собственных размышлениях.

Именно такого рода работу я имею возможность сегодня предложить. Я благодарна автору проекта г-ну Воронину и искусствоведу Галине Тулузаковой, чья любезность сделала это возможным.

Живопись Люси Вороновой бьет наотмашь. Кажется, что нельзя найти более ярких цветов, а их сочетания и контрасты просто не могут быть  более жесткими и неожиданными. Мощные ритмы ее композиций подчиняют своей внутренней энергией. Первый взгляд на ее работы рождает иллюзию, что вся информация, – и визуальная, и смысловая, – считывается сразу, что все высказано прямо  и определенно в ее простых по сюжету картинах. Этому впечатлению способствует и выбранный художником язык наивного (или примитивного) искусства. Но первое впечатление обманчиво.  Произведения Люси Вороновой активизируют не только зрительные импульсы, но будоражат мысли,  вытягивая многочисленные ассоциации нашей культурной памяти и собственные жизненные переживания. Постижение различных уровней ее работ открывает нам неявные пласты глубинных смыслов.

Любимые жанры художника вполне традиционны: портрет, пейзаж, натюрморт, ню. Она любит ритмичные умножения объектов изображения– портреты и ню делятся на портреты и ню с одним персонажем, парные и групповые, похожая ситуация  с другими жанрами. Композиционные приемы как будто однотипны, но постоянство повторений любимых сюжетных завязок бесконечно вариативны.

Искусство Люси  как будто связано с примитивистами. Художник отказывается от линейной перспективы, подчеркивает плоскостность узорных фонов и уплощает объем фигур, повышает активность ритмов, любит большие плоскости чистого локального цвета, обобщает и деформирует формы, акцентирует значимость контура, предпочитает ковровую равнозначность всех составляющих элементов. При этом выбор размера и формата холстов,  понимание композиционных законов, уверенная точность рисунка и конструкции внутренней структуры формы, свобода игры всем арсеналом пластических приемов выдает в ней руку  крепкого профессионала с классической подготовкой. Художнику нужно было выработать свой код, свою систему знаковости, точно выражающую ее взаимоотношения с миром. Люсе не интересны ни  фиксации видимого, поскольку это отдаляет от сущностного, ни разрушение формы до элементарного состояния, так как это не позволяет анализировать проблемы человека, что в действительности интересно Люсе. Поэтому она  предпочитает те пластические системы, которые позволяют описывать существование души на границе материального мира. Она использует возможности, которые дают искусство иконы как эталона высшей духовности, наивное искусство  с его цельностью мировидения и непосредственностью высказывания, экспрессионизм с его попыткой перевода на язык цвета драматически напряженных эмоций.

У Люси Вороновой есть определенная перекличка с Модильяни. Каждый образ одновременно и индивидуален, и архетипичен. В образах ее женщин просвечиваются  величественность архаичных кор, и, вместе с тем, обобщенный образ нашего угрюмого и безрадостного социума, пропитого на генетическом уровне. Это видно в портретах, и, особенно,  в образах обнаженных (точнее, полуобнаженных) моделей. Во все времена женщина – дарящая радость, дарующая жизнь,- была камертоном мироощущения эпохи, понимания смысла и ценности бытия.  Женщины – любимые модели Люси, но они у нее несут особую функцию. При всем обобщении и отказе от детализации, она передает достаточно цельное ощущение мягкого, теплого,  зрелого женского тела, но в контраст к нему выступает лицо. Этот контраст отражает извечную противоречивость  между естественной красотой и органичностью, заложенной природой в каждом человеке и дисгармоничностью ее социальной реализации. Художник сохраняет в лицах  индивидуальные черты, но в то же время подводит их к некому общему знаменателю, что превращает лица в маску, единую для всех.  Печать, которую накладывает жизнь, делает похожими друг на друга блондинок и брюнеток, полных и худеньких, богатых и бедных. Бесконечная тоска  и некая убогость бытия просвечивает в этих обведенных контуром глазах и аляповато накрашенных красных губах. В то же время, безнадежность соединяется с праздничной открытостью цвета народной игрушки и непосредственностью удивления буйством энергии жизни. Все эти пласты сцеплены в абсолютное целое, которое, видимо, и отражает очень важную составляющую  нашей единой сущности.  В нее  вбирается все – рутина ежедневного существования, нелепости социума, закостенелость ритуалов, тяжесть памяти нашей истории  и неразбериха современности. Не буквально, но в общности интонации, в смешении чувств горечи и сочувствия  ощутима перекличка с «Расеей» Бориса Григорьева. Люся пишет свое время,  но так же как мастера классического авангарда создает пластическую формулу нашей все так и неустаканившейся жизни.

Люся, безусловно, художник глубоко национальный, русский, но она достигает таких глубин постижения основ человеческой натуры, что ее искусство становится универсальным и его невозможно ограничить какими-либо региональными и временными границами. Она резюмирует, доводит до логического предела многие линии развития искусства двадцатого века.

Искусство Люси Вороновой соединяет полярное: мягкость и жесткость, конкретное и типичное, частное и обобщенное. У нее  единичное множественно, а  множественность единична. Все в ее работах  достигает крайних, пиковых  значений: лаконичность рисунка, интенсивность цвета, емкость образов, обнаженность чувств. Заостренность угловатой формы  будоражит, кричащая  яркость цвета кровоточит. Ее образы застыли на грани добра и зла, красоты и уродства, простоты и сложности, явленного и сокровенного.
Острота восприятия жизни Люси Вороновой  не позволяет ей успокаиваться, не позволяет художник этого сделать и нам. Истовость веры в свой путь, бескомпромиссность, оголенность нервов и беззащитная открытость пульсирующего сердца, абсолютная преданность самой идее искусства выдают в Люсе Вороновой  художника которые остаются навсегда.

©  Г.П.Тулузакова
кандидат искусствоведения

Отзывов: 3

  1. cvetana
    18.01.2012 в 12:06 | #

    Люся Воронова замечательная художница, но облекать описание её творчества в бессмысленную словесную витиеватость не стоит… Как говорил не менее великий П. Пикассо-откуда искусствоведы знают, что я написал, когда я порой сам этого не знаю…

    • 16.02.2012 в 15:18 | #

      Очень благодарна уважаемой Галине Тулузаковой за прекрасную,глубокую,точную статью о моем творчестве.Спасибо!!

  2. galina
    20.01.2012 в 09:04 | #

    Попробую ответить на слова cvetlana, оговорившись сразу, что я далека от искусствоведения и, вообще не гуманитарий по образованию. Соображения же мои исключительно исходят из здравого смысла.

    Первое. Статья была написана для книги. Трудно представить альбом без сопроводительной статьи. Как-то не принято у солидных издателей это.

    Второе. Восприятие любого произведения искусства, как мне кажется, имеет по меньшей мере две составляющие. Сначала идет чисто эмоциональное. И здесь все просто: зацепило – не зацепило, ах! – не ах!, короче: нравится – не нравится. В принципе, если просто пробежаться вдоль стен с развешенными полотнами, бросить на каждое мимолетный взгляд или даже не очень мимолетный, то такое восприятие вполне достаточно. Многое в жизни мы так и оцениваем (я не об искусстве сейчас, а вообще). Но вслед за эмоциональным предполагается возможность следующего – раздумье, размышление, попытка просто углубиться в то, что видишь, понять: а чем собственно нравится, почему зацепило и отчего ах!
    Думаю, это вполне понятная человеческая потребность – размышление над или по поводу. Мышление же вещь довольно сложная и непредсказуемая, сложная в самых разных аспектах. И чем более обременен зритель интеллектуальным багажом, тем сложнее его процесс мышления и тем более он может увидеть, почувствовать, понять в увиденном.

    Согласна, далеко не всегда зритель видит и понимает то, что сказал или хотел сказать художник. Но так ли это важно? Вот в чем вопрос. Мне думается, чем талантливее автор и его живопись, тем больше свободы он предоставляет для восприятия своего творения неравнодушному зрителю. Однозначной можно представить разве черную точку на белой плоскости. А впрочем, можно ли? Как в психологическом тесте, у разных людей могут родиться разные ассоциации при созерцании даже такого простого объекта. Картина же в тысячи раз сложнее.

    Конечно, можно возразить, зачем объяснять, разлагать на элементы целое. Но такова уж человеческая природа не позволяющая довольствоваться простым нравится – не нравится, но заставляющая думать, анализировать, проникать в смыслы, искать смыслы. Что бы ни говорил Пикассо, полагаю, любое полотно его всегда было каким-то посланием людям. Пусть и не всегда осознанным самим Пабло. :)

    И последнее. Надеюсь, Люся Воронова простит меня. После публикации статьи Галины Тулузаковой мы познакомились с Люсей через Инет и поделились друг с другом некоторыми мыслями о самых разных вещах, интересных и важных для нас. Хочу надеяться, что с моей стороны не будет нескромным привести одно высказывание собеседницы:
    «Знаю, про выбор. Например: явно легко учу языки, в любой стране быстро начинала говорить, но не практикую. Выбрала – РИСОВАТЬ. Этот язык не надо переводить».

    Казалось бы эти слова самой художницы – аргумент против моего поста. Но в русле этого высказывания Люси хочу сказать, что любому языку все-таки приходится учиться, как новорожденному – языку родителей. А искусство Люси Вороновой не такое простое, как это кажется на первый взгляд. Ведь нельзя поставить знака равенства между ее полотнами и каракулями пятилетнего ребенка. Что их различает? Думается, все-таки смыслы, глубина вИдения, восприятия, эмоциональной наполненности, жизненный опыт, отношения к тому, что вкладывают столь разные во всех отношениях творцы в свои творениям. :)

    Загляните на предыдущую страницу, прочитайте еще раз внимательно слова самой Люси о ее дипломе и о том, как и, чему она училась. Очень интересное высказывание.

Ваш отзыв

Ваш e-mail никогда не будет опубликован. Required fields are marked *

*
*

Вы можете использовать следующие теги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>